Улитка на склоне - Страница 58

К оглавлению

58

– Иди сюда, – позвала Алевтина.

Он с трудом поднялся – ему показалось, что у него сразу болезненно заскрипели все кости – и, прихрамывая, пошел по рыжему ковру к двери в коридор, а в коридоре – по черно-белому ковру в тупичок, где дверь в ванную была уже распахнута, и деловито гудело синее пламя в газовой колонке, и блестел кафель, и Алевтина, нагнувшись над ванной, высыпала в воду какие-то порошки. Пока он раздевался, сдирая с себя задубевшее от грязи белье, она взбила воду, и над водой поднялось одеяло пены, выше краев поднялась белоснежная пена, и он погрузился в эту пену, закрыв глаза от наслаждения и боли в ногах, а Алевтина присела на край ванны и, ласково улыбаясь, глядела на него, такая добрая, такая приветливая, и не было сказано ни единого слова о документах…

Она мыла ему голову, а он отплевывался и отфыркивался, и думал, какие у нее сильные умелые руки, совсем как у мамы, и готовит она, наверное, так же вкусно, как мама, а потом она спросила: «Спину тебе потереть?» Он похлопал себя ладонью по уху, чтобы выбить воду и мыло, и сказал: «Ну, конечно, еще бы!..» Она продрала ему спину жесткой мочалкой и включила душ.

– Подожди, – сказал он. – Я хочу еще полежать просто так. Сейчас я эту воду выпущу, наберу чистую и полежу просто так, а ты посиди здесь. Пожалуйста.

Она выключила душ, вышла ненадолго и вернулась с табуреткой.

– Хорошо! – сказал он. – Знаешь, мне никогда еще не было здесь так хорошо.

– Ну вот, – улыбнулась она. – А ты все не хотел.

– Откуда же мне было знать?

– А зачем тебе все обязательно знать заранее? Мог бы просто попробовать. Что ты терял? Ты женат?

– Не знаю, – сказал он. – Теперь, кажется, нет.

– Я так и думала. Ты, наверное, ее очень любил. Какая она была?

– Какая она была… Она ничего не боялась. И она была добрая. Мы с нею вместе бредили про лес.

– Про какой лес?

– Как – про какой? Лес один.

– Наш, что ли?

– Он не наш. Он сам по себе. Впрочем, может быть, он действительно наш. Только трудно себе представить это.

– Я никогда не была в лесу, – сказала Алевтина. – Там, говорят, страшно.

– Непонятное всегда страшно. Хорошо бы научиться не бояться непонятного, тогда все было бы просто.

– А по-моему, просто не надо выдумывать, – сказала она. – Если поменьше выдумывать, тогда на свете не будет ничего непонятного. А ты, Перчик, все время выдумываешь.

– А лес? – напомнил он.

– А что – лес? Я там не была, но попади я туда, не думаю, чтобы очень растерялась. Где лес, там тропинки, где тропинки, там люди, а с людьми всегда договориться можно.

– А если не люди?

– А если не люди, так там делать нечего. Надо держаться людей, с людьми не пропадешь.

– Нет, – сказал Перец. – Это все не так просто. Я вот с людьми прямо-таки пропадаю. Я с людьми ничего не понимаю.

– Господи, да чего ты, например, не понимаешь?

– А ничего не понимаю. Я, между прочим, поэтому и о лесе мечтать начал. Но теперь я вижу, что в лесу не легче.

Она покачала головой.

– Какой же ты еще ребенок, – сказала она. – Как же ты еще никак не можешь понять, что ничего нет на свете, кроме любви, еды и гордости. Конечно, все запутано в клубок, но только за какую ниточку ни потянешь, обязательно придешь или к любви, или к власти, или к еде…

– Нет, – сказал Перец. – Так я не хочу.

– Милый, – сказала она тихонько. – А кто же тебя станет спрашивать, хочешь ты или нет… Разве что я тебя спрошу: и чего ты, Перчик, мечешься, какого рожна тебе надо?

– Мне, кажется, сейчас уже ничего не надо, – сказал Перец. – Удрать бы отсюда подальше и заделаться архивариусом… или реставратором. Вот и все мои желания.

Она снова покачала головой.

– Вряд ли. Что-то у тебя слишком сложно получается. Тебе что-нибудь попроще надо.

Он не стал спорить, и она поднялась.

– Вот тебе полотенце, – сказала она. – Вот здесь я белье положила. Вылезай, будем чай пить. Чаю напьешься с малиновым вареньем и ляжешь спать.

Перец уже выпустил всю воду и, стоя в ванне, вытирался огромным мохнатым полотенцем, когда звякнули стекла и донесся глухой отдаленный удар. И тогда он вспомнил склад техники и глупую истеричную куклу Жанну и крикнул:

– Что это? Где?

– Это машинку взорвали, – отозвалась Алевтина. – Не бойся.

– Где? Где взорвали? На складе?

Некоторое время Алевтина молчала, видимо, смотрела в окно.

– Нет, – сказала она наконец. – Почему на складе? В парке… Вон дым идет… А забегали-то все, а забегали…

Глава десятая
Перец

Леса видно не было. Вместо леса под скалой и до самого горизонта лежали плотные облака. Это было похоже на заснеженное ледяное поле: торосы, снежные барханы, полыньи и трещины, таящие бездонную глубину, и если прыгнуть со скалы вниз, то не земля, не теплые болота, не распростертые ветви остановят тебя, а твердый, искрящийся на утреннем солнце лед, припорошенный сухим снегом, и ты останешься лежать под солнцем на льду, плоский, неподвижный, черный. И еще, если подумать, это было похоже на старое, хорошо выстиранное белое покрывало, наброшенное на верхушки деревьев.

Перец поискал вокруг себя, нашел камешек, покидал его с ладони на ладонь и подумал, какое это все-таки хорошее местечко над обрывом: и камешки здесь есть, и Управление здесь не чувствуется, вокруг дикие колючие кусты, немятая выгоревшая трава, и даже какая-то пташка позволяет себе чирикать, только не надо смотреть направо, где нахально сверкает на солнце свежей краской подвешенная над обрывом роскошная латрина на четыре очка. Правда, до нее довольно далеко, и при желании можно заставить себя вообразить, что это беседка или какой-нибудь научный павильон, но все-таки лучше бы ее не было вовсе.

58